РАВНОПРАВКА

Благодарность и доверие друг к другу

Следующим был исполнен Двенадцатый этюд Скрябина. Казалось, Флиер вознаграждал себя за меланхолическую сдержанность, которой он только что покорно следовал. С флиеровской экзальтацией он ринулся в огненную пучину Скрябина. Он весь отдался этому неистовому шуму крыльев, устремляющихся в полет, этой все возрастающей буре, и рояль заклокотал под его пальцами, как бешеная белая пена. Победный взрыв страсти слышен в этой музыке, крик пловца, у которого, чем сильнее опасность, тем веселее на сердце.

В исполнении Скрябина часто подчеркивают его изощренность, а не его здоровье, его нервы, а не его силу, его смятение, а не его мятежность. Но разве в экстазах Скрябина не чувствуется то же пушкинское есть упоение в бою - отчаянная русская черта презрения к гибели, восторг борьбы! Романтическую натуру Флиера потянула к себе эта тема, и он уходил в нее все более и более стремительно, и словно сам несся по этим вздымающимся волнам, с самозабвением бойца, очутившегося в своей стихии. И когда вынырнул и встал перед публикой - провел рукой по глазам, словно еще не опомнился и, казалось, пришел в себя только от оваций. Любите азарт? Тогда вам однозначно стоит сыграть в виртуальное казино http://rus-imperia.info/info/onlajn-kazino-igra-bez-pereryvov-vyxodnyx.html. Развлечения на любой вкус здесь доступны круглосуточно. Новички могут попробовать себя на бесплатных автоматах, а если вы захотите побороться за главный приз, стоит приступать к денежным слотам.

И вдруг - Летучая мышь. В сдержанности, с которой принято было сообщение О Летучей мыши, можно было прочесть упрек художнику, каприз которого не может быть разделен. Милый, родной, со всеми запросто знакомый Штраус в эту минуту казался неуместным. Артист почувствовал нависшую над ним угрозу и пытался вернуть себе расположение виртуозным блеском. Но для чувств, обуревавших публику, это было слишком мелким подношением. Тогда он пошел вглубь и там сразу ухватил того беса, который орудует в этой музыке, и дал ему полную волю. Неунывающего беса юности, неповинующегося, неугомонного, попробуй спрятать его, он снова высунет голову. Это был миг досуга среди суровых дел, расшалившееся дитя,- и хорошо!-не останавливай его, не пугай, не поднимай предостерегающий палец. Друг мой, мы знаем, что ты способен быть серьезным и жестко сжать брови и пойти напролом, значит, ты умеешь, зажмурившись, отдаться минуте и сдвинуть шапку на затылок, и рассмеяться черным мыслям, когда они возьмут тебя в окружение.

Так был почувствован Штраус, так же как и Шопен и Скрябин, воспринятые иначе, чем обычно. Ветер, бушующий за пределами этой тихой пристани муз, вошел в нее сильным потоком.