"Бог может быть и в деталях, но Богиня всегда в вопросах. Как только начнете их задавать - обратной дороги не будет", - Глория Стайнем
Глория Стайнем – это одна из самых ярких фигур в истории женского движения и движения за репродуктивные права женщин. Она не покладая рук работала в этих движениях вот уже более полувека. Многие считают ее символом американского феминизма «второй волны». Эта статья на основе ее интервью журналисту Guardian, в котором она говори о косметической хирургии, президенте Обаме и других вопросах.
Последним человеком, которому удалось взять интервью у Глории Стайнем, был Мартин Амис из Observer, в 1984 году. Он поджидал ее в офисе Ms – крупнейшего феминистского журнала, который Стайнем основала в 1974 году. «Там была приятная атмосфера, но я невольно ощущал свою чужеродность, свой тестостерон посреди всей этой женской гавани». После чего они направились вместе в общественный колледж Саффолк-каунти на Лонг-Айленде, где Глория, как всегда, выступила с лекцией перед студентами. Сейчас читать эту статью невероятно стыдно, особенно если вспомнить, что теперь Амис активно поддерживает то, что он сам окрестил «гинократией». Феминизм? С точки зрения мужчины, писал тогда он, это движение требует слишком огромных репараций. Что касается самой Стайнем, то она оказалась «не такой страшной» феминисткой, потому что (приготовьтесь к шоку!) у нее было хорошее чувство юмора и красивая внешность. Она, писал он с явным чувством облегчения, «милая, дружелюбная и женственная… длинные волосы искусно уложены, на длинных пальцах искусный маникюр. Мисс Стайнем, которой исполнилось пятьдесят в этом году, продолжает оставаться бесстыдно очаровательной».
С тех пор прошла четверть века, а Стайнем продолжает оставаться очаровательной до безобразия. Однако ее очарование основано, как и ее невероятная карьера, скорее на ее разуме, чем на ее внешности (Мартин так и не смог этого осознать). В свои 77 лет у нее до сих пор тонкая талия и длиннющие волосы, и да, ногти гладкие и блестящие как кредитная карточка, но в первую очередь вы обращаете внимание не на это, а на то, какой увлеченной она кажется. Она очень и очень занята. Я два года билась, чтобы добиться встречи с ней, и даже сейчас я неуверенна, сколько же времени она сможет потратить на разговор со мной. Она вообще помнит, на кого я работаю? Я не могу этого понять. Мне кажется, она считает, будто я живу в Нью-Йорке… Так и есть, я упомянула, что прилетела из Лондона, и на мгновение она кажется удивленной, но тут же спохватывается. (Она может быть рассеянной, но безупречная вежливость Стайнем вошла в легенду).
Мы сидим в ее квартире в верхнем Истсайде. Это похожий на матку, немного хиповский подвал, до отказа набитый бархатными подушками и полемическими фолиантами – моим собственным гостинцем в дорогу оказался томик ее бывшей коллеги по Ms, Робин Морган, под заголовком «Война против слов: руководство по борьбе с религиозными консерваторами».
Ее квартира находится в роскошном квартале, но, как говорит она сама, она купила ее еще в допотопные времена. В те времена даже такие отбросы общества как политические активисты и журналисты-фрилансеры могли позволить себе уголок в особняке Манхеттена. В одном угле гостиной комнаты ее рабочий стол, освещенный единственный лампой. В другом угле стол ее ассистентки, Эми, которая тоже сидит под одиноким фонарем. Два единственных луча в темном царстве этой пещеры, они обе пьют кофе из Старбакс, рассылают электронные письма, пишут книги, а в редкие свободные минуты планируют следующую стадию революции.
Посетители вроде меня хотя и могут рассчитывать на гостеприимный гранатовый сок (а когда выяснится, что он все-таки закончился, на кокосовое молоко) остаются нежеланной помехой в самом главном событии их жизни – работе. «Я надеюсь дожить до 100 лет, – говорит Стайнем. – Так много еще дел надо сделать».
"Некоторые из нас стали теми, за кого мы мечтали выйти замуж", - Глория Стайнем
Однако давайте для начала покончим с вопросом о ее внешности. Она улыбается. До того, как она присоединилась к женскому движению, она была всего лишь «хорошенькой девочкой». (Не то чтобы она сама разделяла это мнение, ее знаменитые солнцезащитные очки в стиле «авиатор» были способом спрятаться от окружающего мира. А ее выпрямленные длинные волосы были данью почтения к Одри Хепберн в роли Холли Голайтли, деревенской девчонки ставшей светской львицей – это персонаж, в котором узнавала себя).
Впоследствии она оказалась «внезапно красивой», и хотя подобное внимание время от времени оказывалось полезным, по большей части оно лишь доставляло неудобства – постоянные подозрения, что она добилась всего лишь благодаря внешности, и враждебность со стороны других женщин. Другая великая феминистка, Бетти Фридан, на дух не переносила Стайнем, и похоже, единственной причиной для этого была зависть. Вскоре после основания журнала Ms, один местный порнограф вывесил огромное изображение обнаженной женщины на своем здании. У женщины было лицо Стайнем и прическа Стайнем. Издалека казалось, что она окружена парящими в воздухе батонами колбасы, но, приблизившись, зритель понимал, что ошибся. На плакате была надпись: «Засади член в феминистку». Каждое утро Стайнем видела этот плакат по дороге на работу.
А что теперь? Что она видит сейчас, когда смотрит в зеркало? «Ну, я шокирована. Иногда проходишь мимо магазина, и ты видишь этого человека в витрине и думаешь: а это кто? Ах да, это же я. Но я также поняла, что старение – это то, какой должна быть беременность. Я имею в виду, что твое тело в курсе, как сделать что-то, о чем ты сама ничего не знаешь. Это все очень интересно. Твое тело теряет то, что было нужно для поддержки других людей, оно полностью сосредотачивается на том, что нужно для поддержки тебя самой. Это очень умная стратегия. Наблюдение за таким процессом завораживает».
Несколько лет назад, ради короткого появления на программе «Сегодня» на NBC, ей удалили мешки под глазами, чтобы, как она говорит: «Я не походила на Мао Цзэдуна, и смогла бы надеть контактные линзы». После этого она стала выглядеть гораздо хуже. «И я поняла, что если я пойду на пластическую хирургию, она будет просто отвлекать людей от того, что я хочу сказать. Это как говорить в плохом парике – никто не будет слушать». Ее возмущает одержимость Америки пластической хирургией. «Я постоянно думаю: Джорджия О’Кифф никогда бы не сделала ботокс».
"Истина сделает вас свободными, но сначала она доведет вас до бешенства", - Глория Стайнем
Она планирует развернуть кампанию против пластической хирургии, возможно, для лучшего информирования о ее побочных эффектах. «Все это часть одержимости юностью, но она буквально навязывается всем – и это для меня самое возмутительное – с помощью порнографии, в которой женщинам придают вид детей. Что меня окончательно доконало, так это появление моды на операцию малых половых губ, когда их обрезают и делают незаметными. Вот какой, по их мнению, должна быть женщина. Это просто кошмар. Это нормализация того, что является аномалией» .
Сейчас Стайнем упорно работает над давно запоздавшей книгой – сборником вдохновенных статей о жизни в дороге. Редко у нее выдается неделя, когда она не садится в самолет. Тем временем, она появляется еще кое-где – в новом фильме канала HBO «Глория: ее собственными словами». Журнал New York опубликовал долгое «устное предание» о журнале Ms в честь его 40-летия. Статья открыла, что прежде чем остановиться на Ms [в английском нейтральное обращение к женщине, не означающее, что она замужем или не замужем], обсуждались такие названия журнала как «Странница», «Лилит» и… э… «Бимбо».
Фильм, который до сих пор не вышел в Великобритании, интересный и захватывающий. Те, кто не может представить Стайнем без транспаранта и мегафона будут поражены, увидев ее в молодости – гладящую белье, обсуждающую виды на мужа, отбивающую чечетку в лифте.
Она, кстати, отличный исполнитель чечетки, когда-то она считала, что танцы – это ее билет прочь из Толедо, штат Огайо, города, в котором она выросла. Ее детство было трудным. Семья была бедной, она жила и путешествовала в трейлере ее отца, Лео, который был торговцем антиквариатом. Когда Глория была еще совсем маленькой, ее мать, Рут, испытала тяжелый нервный срыв, который привел к пожизненной инвалидности. «Она боялась оставаться одна, она не могла достаточно долго удержаться в реальности, чтобы работать, она не была способна сосредоточиться, чтобы хотя бы почитать книгу». В этот тяжелый период старшая сестра ушла из дома, а ее родители развелись. Глория стала единственным человеком, который круглосуточно ухаживал за ее матерью. Ей было лишь 10 лет. Когда она, наконец, вырвалась из дома – закончив старшую школу и выиграв стипендию в колледж Смита, Массачусетс, она поклялась себе, что ее больше «не затянет обратно». Она отказывалась навещать своего отца даже на смертном одре – она слишком боялась, что если он поправится, ей придется остаться, чтобы ухаживать и за ним тоже. Он умер в одиночестве, и она до сих пор раскаивается в этом.
В 1960 она переехала в Нью-Йорк и начала работать журналисткой. Это было нелегко. Было трудно снять квартиру – одинокую женщину, которая платит за квартиру сама, сразу считали проституткой. Получить серьезную работу оказалось практически невозможно. Редактора считали, что женщины-сотрудницы должны выполнять только две функции: спать с ними или разбирать почту. В 1963 году она под прикрытием прошла обучение на «зайчика» Плейбоя, чтобы написать статью в журнал Show. Ее работа показывала, как ужасно обращаются с этими девушками («Я впервые поняла, каково быть куском мяса на крюке… костюм был настолько тесным, что в нем и у мужчины появился бы бюст»). Однако хотя статья позволила ей получить работу в журналах New York Times и New York, ей продолжали поручать только такие важные темы как чулки в сеточку.
Злилась ли она в ответ? «Я была разочарована, что застряла с этими темами, но я старалась увлечься ими. Я целую монографию могла написать про эти чертовы чулки в сеточку! И я была рада любой возможности заработать на жизнь».
"Я сделала аборт" - кампания, в которой приняла участие Глория Стайнем
И вдруг один вечер все изменил. В качестве журналиста под прикрытием она отправилась на одно мероприятие. Это была «открытая дискуссия», на которой женщины могли рассказать о своем опыте аборта. Стайнем сама сделала аборт в Лондоне, когда ей было 22 года. Однако она никогда и ни с кем не говорила об этом. Внезапно она испытала «озарение». Вся секретность, окружающая опыт абортов, показалась нелепой и вредной. «Предполагается, что аборт должен делать нас очень плохими людьми. Но я должна сказать, что никогда не чувствовала ничего подобного. Я сидела и пыталась представить, каким бы был этот ребенок. Я пыталась заставить себя почувствовать вину. Но у меня это так и не получилось! Я считаю, что прав был тот, кто сказал: «Милочка, если бы мужчины беременели, аборт считался бы священным». Если говорить обо мне самой, то для меня это был первый случай, когда я взяла на себя полную ответственность за свою дальнейшую жизнь. Я не хотела, чтобы события просто случались со мной помимо моей воли. Я хотела сама управлять своей жизнью, и поэтому я была настроена очень позитивно. И все равно я никому об этом не говорила. Потому что я знала, что все остальные ничего позитивного об этом не думали, – она смеется. – Не знаю как насчет вас, но я еще и несколько раз снова становилась девственницей».
Она и опомниться не успела, а уже работала на женское движение полный рабочий день. Стайнем верит, что это спасло ее жизнь. «Для меня этот опыт был и остается курсом политики для чайников, – рассказывает она. – Идея о том, что женщины должны быть средством размножения. Если бы они (я имею в виду «их» в широком смысле – патриархат, национализм, как бы вы ни называли эту мегаструктуру) не хотели контролировать размножение, мы бы все не оказались сейчас в таком бардаке. Помните о моем возрасте. Я долгое время не знала, что у меня вообще есть какой-то выбор. Я не хотела выходить замуж и рожать детей, но считала это неизбежным, так что я просто говорила: не сейчас, потом. Я продолжала это откладывать. После феминизма я внезапно осознала: люди не обязаны жить одинаково. Только представьте!» Детей у нее никогда не было, правда замуж она все-таки вышла, о чем никогда не жалела. «Наверное, это можно проанализировать и связать с моим опытом ухода за матерью. Но я никогда не знала этого наверняка. Слишком уж все гладко выходит. Я просто никогда этого не хотела». Ее сестра, с другой стороны, родила шестерых детей. «Да, она выполнила общественную нагрузку за нас обеих. Однажды она сказала мне: «Я так рада, что ты не вышла замуж и не завела детей. Иначе у тебя было бы все, и я бы ужасно тебе завидовала». Я думаю, это было очень честно». Ее беспокоило, что ее считают холодной и неженственной? Она недоуменно на меня смотрит. «Да кому хочется быть женственной?»
Стайнем никогда не собиралась стать заметной фигурой в женском движении, по крайней мере, она на этом настаивает. Она ненавидела публичные выступления, она боялась конфликтов. «Я знаю. Я выбрала не то призвание. Но у меня не было выбора, как бы трудно это ни было. Для меня это было так: я остаюсь невидимкой или те, на кого я равняюсь, невидимы, и от этого я жутко злюсь. Это так несправедливо, что я просто не могу не сопротивляться. Я должна что-то делать». Она считает себя жесткой? «Это хороший вопрос. Я не знаю. До сих пор удивляюсь, как легко меня можно обидеть. Но у меня всегда было это ощущение, что испытания лишь закаляют меня, и я по природе из тех, кто выживает».
"У женщины всегда есть выбор - феминизм или мазохизм", - Глория Стайнем
Но хотела она этого или нет, но последовали самые замечательные и радикальные несколько лет в ее жизни. Они были настолько радикальными, что трудно поверить, что это происходило в Америке. Критики Стайнем любят подчеркивать, что хотя она опубликовала несколько книг, в отличие от «Тайны женственности» Бетти Фридан и «Женщины-евнуха» Герман Грир, ни одна из них не стала бестселлером. Они говорят, что ее слава не соответствует ее реальному влиянию. А слава есть, и еще какая. Президента Ричарда Никсона записали на пленку, когда он яростно орал по ее поводу. Госсекретарь Генри Киссинджер, тем временем, кокетливо упомянул ее имя в своей речи.
Однако никто не может сказать, что она не доводила начатое дело до конца. В своих тяжелых ботинках и водолазках она возглавляла одну демонстрацию за другой. Она выступала в Сенате в защиту конституционной поправки о равных правах. Она была одной из основательниц Альянса женских действий и Национального женского политического собрания. Журнал Ms стал первым периодическим изданием, которое было создано, принадлежало и поддерживалось исключительно женщинами. Первый номер журнала был распродан за одну неделю, и темой номера стало обращение: «Мы делали аборты». Обращение подписали популярная певица Джуди Коллинз, теннисистка Билли Джин Кинг, писательницы Сьюзан Зондаг, Грейс Пэйли, Анаис Нин и Нора Эфрон. Не обязательно, что все эти женщины действительно сделали аборты, вдохновением для этой акции стали датчане, которые, не будучи евреями, тоже носили желтые звезды во время второй мировой войны. Год спустя Верховный суд принял решение по делу Ро против Уэйд, в результате которого аборты в США стали легальными.
«Конечно, с тех пор произошел большой откат назад, – говорит она. – В этой огромной стране в 85% округов вообще нет служб, где можно сделать аборт. Существующие клиники находятся под постоянной угрозой. Так называемые «группы в защиту жизни» редко прибегают к бомбам – ведь тогда их назовут террористами, а это немного неловко, но они пикитируют клиники или открывают фальшивые клиники, фотографируя женщин, которые в них приходят. Одна из двух крупнейших политических партий выступает против абортов, в некоторых штатах было принято невероятное законодательство о том, что даже те женщины, которые забеременели в результате изнасилования или инцеста, должны прослушать лекцию и посмотреть на ультразвуковое изображение эмбриона. Южная Дакота попыталась принять закон, фактически гласящий, что убийство врача, делающего аборты, является самозащитой».
Женщины потратили 5000 лет на то, чтобы соревноваться друг с другом. Такая конкуренция характерна для любой подчиненной группы. Но как только вы откроете для себя возможности и общий опыт, вы становитесь самым сильным сообществом.
В первые дни этой борьбы ее очень поддерживали другие женщины – активистка движения за гражданские права Флоренс Кеннеди, конгрессмен Белла Абзуг. Стайнем не хватает тепла их объятий. «Они стали для меня новой семьей, – говорит она. – Какими бы безумно разными мы ни были, мы были женщинами с общими надеждами и представлениями о мире, а это надежная защита от любого притворства. Они были величайшей наградой». Злит ли ее, когда люди жалуются, что женские коллективы ненадежны и стервозны? «Женщины соревнуются друг с другом, чтобы завоевать благосклонность мужчин? Да. Женщины потратили 5000 лет на то, чтобы соревноваться друг с другом. Такая конкуренция характерна для любой подчиненной группы. Но как только вы откроете для себя возможности и общий опыт, вы становитесь самым сильным сообществом. Я вижу его созидание во время своих путешествий. Я иду по аэропорту, и, скажем, мой самолет задерживается на четыре часа, а женщина-уборщица подходит ко мне и говорит: «Вот, я отложила кое-какие журналы» или «Когда я устаю, я сплю вон в той кладовке. Не хотите воспользоваться?» То же самое со стюардессами. Это летающее сообщество».
Мужчины начали относиться к ней иначе, когда она стала феминисткой? Сказалось ли это негативно на ее отношениях? «Нет, как раз наоборот. Это привлекало людей. Гораздо хуже, если ты притворяешься и открещиваешься от феминизма – это верный способ привлечь наихудшего человека. В журнале New York, где я была единственной женщиной среди сотрудников, когда я написала статью об абортах, мои друзья-мужчины начали говорить мне: «Не связывайся ты с этими чокнутыми тетками. Ты ведь так много работала, чтобы тебя начали воспринимать серьезно», – она улыбается. – Я так хорошо помню напряжение, ревность и все остальное. Я всегда говорю молодым женщинам: не бойтесь, когда-нибудь ваши бывшие любовники станут вашим друзьями».
По ее словам, единственной ошибкой, которую она совершила в отношениях, стал роман с медиа-магнатом Мортом Цукерманом, в конце 1980-х. Ее мать недавно умерла, она чувствовала опустошенность. «Когда ты в депрессии, ничто не имеет значения, – говорит она. – Когда тебе просто грустно, все имеет огромное значение. Это качественно разные состояния, и это был единственный период в моей жизни, когда я чувствовала депрессию, и единственный период в жизни, когда у меня были отношения с человеком, который не разделял моих ценностей. Никто не мог понять, почему я начала с ним встречаться. Но он хорошо танцевал, с ним было весело, и я больше не чувствовала эту постоянную усталость. Просто веселье. Он был человеком, о котором мне никогда не придется заботиться».
Глория Стайнем и Дэвид Бейл
Стайнем привыкла к враждебности и, честно говоря, она считает ее прогрессом по отношению к насмешкам. И все равно она была удивлена общественной реакцией, когда в 2000 году, в возрасте 66 лет она вышла замуж за Дэвида Бейла, южноафриканского бизнесмена и защитника окружающей среды, отца актера Кристиана Бейла. Когда-то Стайнем сказала, что женщина без мужчины – все равно, что рыба без велосипеда, но теперь она нашла подходящий велосипед! «Некоторые люди понимали, – говорит она. – Однако они были в меньшинстве. Это было странно, я считаю это петлей спирали, ведь мы потратили 30 лет на изменение законов. Институт брака с тех пор изменился до неузнаваемости». В любом случае, ей не приходила в голову мысль: я хочу выйти замуж. Это было бы отрицанием всей ее предыдущей работы: других мужчин, которых она любила, того, во что она страстно верила. «Зачем мне это делать? Мы бы и не женились, но ему нужна была виза. Мы любили друг друга, мы хотели быть вместе, но без официального брака, он бы остался с британским паспортом. Другой причиной была моя подруга, Уильма Мэнкиллер (главный вождь племени чероки). Она предложила нам провести свадебную церемонию чероки». И слава Богу, что они поженились, считает она. Вскоре после того у Бейла обнаружили лимфому мозга, он скончался в 2003 году, в возрасте 62 лет. Официальный брак означал, что его могли лечить по ее медицинской страховке. Этот опыт заставил ее еще больше поддерживать однополые браки.
Должно быть, его смерть казалась такой несправедливой? «Да, это правда, это было ужасно, эти ужасные два года болезни и потом смерть. Однако оглядываясь назад, я не могу не верить, что так было суждено… в этом была своя цель. Смысл его присутствия в моей жизни был в том, что он заставил меня глубже чувствовать, жить сегодняшним днем. Потому что я живу в будущем. Моя цель была в том, чтобы дать ему то, чего у него еще не было. Мы обнаружили, что ему нравится путешествовать со мной, и после речи в одном университете вокруг него собралось 500 молодых женщин, для всех них было облегчением понять, что можно быть феминисткой и поддерживать отношения с мужчиной – он был просто в восторге. В колледже Смита он ходил по кампусу и спрашивал девушек: «Которая из вас станет президентом?» А потом… я проводила его прочь из жизни. Его дети были там, и они замечательные, но современники чувствуют по-другому. В каком-то смысле, он учил меня умирать».
Она смогла продолжить жить в настоящем? Не особенно. Будущее проигрывается у нее в голове как пленка. Сейчас надо закончить книгу, а потом на очереди следующая – про культуру коренных народов Америки. Ее будущие публичные лекции. Общественные кампании, к которым она присоединится в будущем. «Только женское движение сможет ограничить легальную продажу оружия, – говорит она. – Потому что женщины – это и главные жертвы, и главная отговорка для легального оружия. Они ведь говорят, что оружие нужно, чтобы защищать наших женщин». Однако, как ни удивительно, она остается оптимисткой.
«Конечно, нам нужно стать гораздо злее насчет детских садов и гибкого рабочего графика. Меня очень беспокоит, что женщин до сих пор призывают винить во всем только себя. А ведь ни один человек не сможет делать все. Если бы мне платили 5 долларов каждый раз, когда мы пытались разделаться с этим мифом о суперженщине, то я бы была очень богатой. Но женщины планируют свою жизнь, они делают свой выбор, и раньше этого не было, вы уж мне поверьте. Раньше мы думали, что вся наша жизнь подчиняется мужьям и детям». Даже дело Доминика Стросс-Кана для нее знак положительных перемен: «Эта горничная знала, что у нее есть права. Будущего президента Франции сняли с самолета и арестовали. Это прогресс».
Она разочарована в Обаме? «Какое бы разочарование и злость мы ни испытывали, наша единственная партия оппозиции была захвачена сумасшедшими людьми, уверенными, что голосовать за него и голосовать за нас – это одно и тоже. Он должен был победить». Что она думает о нем? «Мои взгляды не изменились. У него хорошее сердце и хороший ум, и хотя я ценю, что он сумел удержать уровень враждебности в определенных рамках, в этом же и состоит его главная проблема. В отличие от Хиллари Клинтон, которая восемь лет провела под обстрелом правых сил, он не боец. В этом есть и хорошая, и плохая сторона. Я работала на Хиллари, и я считаю, что она бы стала лучшим президентом. Но я никогда не верила, что она сможет победить. Еще не пришло время для женщины-президента». Но скоро ли настанет это время? Стайнем не знает. Пока она мечтает лишь об еще одном президентском сроке Обамы, за которым последует президентство Клинтон. «Что бы ни случилось, она очень многое изменила. Она стала образом женщины, которая может быть президентом. Она такая умная и такая смелая, и она до сих пор держится. Она просто чудо. Она меняет атмосферу вокруг себя на молекулярном уровне».
Мы говорим уже довольно долго, и Стайнем, практически нехотя, сосредотачивает на мне все свое внимание. Но вот, дверь открывается: «Это мой гость из Кении», и момент упущен. Я прямо вижу, как ей не терпится проверить электронную почту.
Мы направляемся к двери. Она обнимает меня, и я понимаю, насколько хрупкое у нее тело. Она кажется почти невесомой, и это невероятно. Она вручает мне книгу Морган, предварительно подписав ее. Это кажется щедростью со стороны Стайнем, что она дает мне книгу другой женщины, а не свою собственную. Ну, или она искренне верит, что мне очень пригодятся цитаты Томаса Джефферсона, Сьюзан Энтони и Тони Моррисон для атаки на моих врагов. Уже в метро я открываю книгу и читаю, что она написала. «Для Рейчел, – гласит подпись. – Гражданки моей/ее собственной страны!» Я не совсем уверена, что может значить эта короткая фраза. Но, наверное, главное здесь общий настрой. Поезд отправляется, и я позволяю себе почувствовать раздражение и, наверное, нежность.
Перевод В. МОРОЗ
